Авторы и персоналии

Курдов Валентин Иванович

Образование: Сначала он занимался в Пермских свободных художественных мастерских (1921), учился на ювелирном отделении в Екатеринбургском художественно-промышленном училище (1922-23). В 1923 году, приехав в Петроград, он поступил во ВХУТЕИН (1923-1926). Среди его учителей были А.Е. Карев, К.С. Петров-Водкин, М.Д. Матюшин, А.И. Савинова. Некоторое время занимался у Казимира Малевича в ГИНХУКе.

Его отец, Иван Каллустович, был земским врачом. Он положительно относился к идеям революции, а в юности ему даже довелось работать писарем у Н.Г.Чернышевского, возвращавшегося из сибирской ссылки. С детства Валентин Курдов воспринимал революцию, как некую силу, нужную миру для обновления. Надо ли говорить, что яркие детские впечатления порой накладывают отпечаток на всю дальнейшую жизнь?.. Для Курдова одним из таких впечатлений стала гражданская война. Горы и скачущие в степях всадники — что может быть романтичнее в глазах подростка? Эти всадники навсегда запечатлелись в его памяти. «Какой разительный контраст! Рабочие комиссары с красными бантами на груди, питерские матросы, опоясанные пулемётными лентами, красногвардейцы в обмотках и будёновских шлемах, так похожие на витязей. Голодные, кто в чём одет, они гнали сытый, хорошо одетый боевой корпус белого генерала Гайды. И ещё, мне навсегда запомнились их песни…», — вспоминал Курдов. Наверное, и эти белые — солдаты, офицеры из корпуса мятежного генерала — не были такими уж сытыми и хорошо одетыми. Но так ли это было важно для молодого человека, который выбрал себе героев? Выбрал и сохранил им верность на всю жизнь…Ещё будучи подростком, Курдов увлекался живописью. Валентин Иванович собирался стать художником-живописцем и даже не задумывался о книжной графике, пока ему в руки не попала маленькая книжечка с иллюстрациями Владимира Лебедева. Она потрясла начинающего художника. Это был первый повод задуматься над оформлением детских книг. Вторым поводом Курдов считал встречу с Виталием Бианки. Однажды кто-то рассказал Валентину Курдову и Евгению Чарушину, что живёт в Ленинграде интересный человек, натуралист. Молодые люди решили с ним познакомиться, пришли в гости. «Мы услышали, что зоолог, орнитолог, побывав на Алтае, был настолько очарован тем, что видел, что стал писать, как тогда говорили, сказки для детей…» Казалось бы, ну увидел человек интересную книгу, ну услышал рассказ о чьей-то поездке… Но на Курдова это произвело такое впечатление, что следующим же летом они с Чарушиным и Костровым отправились в путешествие по Алтаю. Вскоре после этого Валентин Иванович познакомился и с Владимиром Лебедевым, возглавлявшим тогда художественный отдел «Детгиза»…Между тем, надо было определяться, чему себя посвятить — живописи или книжной графике. Лебедев отправил художника к Малевичу изучать кубизм. «Имейте в виду, что он может так воздействовать на вас, что вы пропадёте, как художники. Но если это с вами случится, туда вам и дорога». Так напутствовал он Курдова и… Юрия Васнецова, тоже увлекавшегося в те годы живописью кубистов. С 1927 года Курдов начал работать как иллюстратор детских книг. Многие считали его «звериным художником», но сам он замечал, что «посложнее оказался». Да и звери на его рисунках получались не очень «детские». Если у Чарушина они всегда пушистые и трогательные, то у Курдова — насторожённые, серьёзные, чуть ли не злые. Это не милые меховые существа, но именно звери со всей присущей им подчас жестокостью и силой… Первой работой художника стала книга Виталия Бианки «Аскыр: Повесть о саянском соболе». Поначалу он отправился рисовать животных в зоологический музей, но Лебедев, увидев его рисунки, отозвался о них неодобрительно. «Вы, по-видимому, работали в зоомузее, и у вас получились не живые звери, а чучела. А нужно обратиться к живому образу, если не в самой природе, то хотя бы в зоопарке». Это замечание буквально «пригвоздило» Курдова. Он больше никогда не рисовал чучела — только живой мир… Для следующей своей книги, рассказа В. Бианки «Где раки зимуют» (1930), он завёл живых раков и рисовал их. «Они ползали у меня прямо в тазу, я их прежде всего изучал, не думая так прямо о книге». Лебедеву рисунки очень понравились, даже больше, чем рисунки японцев. Уже в этой работе в полную силу проявилась точность и удивительная графическая живописность, присущая иллюстрациям Курдова. В 1930 году вместе с Бианки художник отправляется на Север. Это была «одна из первых бригад творческих содружеств: писатель и художник. Оба делают своё дело, кто что видит. Оба видят одно и то же, но средства у них разные…» В 1931-м Курдов делает книжку-картинку по своим детским воспоминаниям. Тут-то и обрели новую жизнь всадники, летящие над бескрайними просторами родины, сражающиеся с вражьей силой и так похожие на богатырей из древних былин. Неслучайно художник обращается к образам народного искусства. «Я эту книжку делал с ориентацией на лубок и на время революционной романтики, что ли, то есть как бы в единстве старого и нового», — писал Валентин Иванович. Кроме того, он использовал приёмы из агитационных плакатов, которые в то же время характерны и для рисунков детей. Например, фигурки красных всадников в книге значительно больше по размеру, чем фигурки их врагов. Уже потом, когда рисунки были готовы, поэт Александр Введенский сочинил к ним стихи. Причём эмоциональная заразительность курдовских работ оказалась такова, что стихи написались за один день. В том же году художник сделал другую, уже полностью авторскую книжку — цикл рисунков-картинок «Кавалерия». Здесь слились воедино его детские воспоминания о всадниках и страсть к лошадям. «У меня эта страсть возникла с детства в деревне, — вспоминал художник, — где я верхом на мухорках, гнедках и сивках без седла гонял в ночное». Эта книга рассказывает о жизни кавалеристов, о том, как седлают лошадей, ухаживают за ними в конюшнях, устраивают смотры. Как пишет один из исследователей творчества Курдова В. Матафонов, в «Кавалерии» художник «столь наглядно и чётко показал быт и учения бойцов-конников, что дети начинали играть в красных кавалеристов, используя сведения, полученные из этой книги». Как и в предыдущей своей работе, Валентин Иванович использует здесь некоторые принципы детского рисования. Он создаёт условное пространство, внутри которого совмещается несколько точек зрения на предметы. В нарушение законов перспективы он как бы разворачивает его вширь параллельно плоскости листа. Таким образом, то, что в реальности находится всё дальше и дальше, в условном этом пространстве оказывается одно над другим. И, как в рисунках маленьких детей, предметы и люди в этой книге не заслоняют друг друга. В 1934 году Курдов оформил сказку Редьярда Киплинга «Рикки-Тикки-Тави». Эту работу художник, по его собственному признанию, никогда потом не переделывал, а лишь «уточнял». Но как же внимательно он читал-изучал авторский текст, прежде чем приступить к работе, стараясь приблизиться к точности, строгости, убедительности киплинговского письма. Такой же значимой для Курдова стала книга Тэки Одулока «Жизнь Имтеургина старшего» (1934). Графика в этой книге отличается чёткостью рисунка, точностью и искренностью, родственной восприятию мира и рисованию северных народов. Художник вспоминал, что как раз в те годы в Ленинграде проходила выставка рисунка и скульптуры студентов Института Севера, которая произвела на него огромное впечатление «достоверностью» всех изображаемых предметов. «Если, к примеру, изображена оленья упряжка, то все узды, шлейки нарт, — причём с такой точностью и знанием плюс непосредственной выразительностью и поэтической силой (поэзией овеяны пейзажи, сцены охоты и рыбалки), что просто удивительно». К сожалению, почти не замеченной читателями и критиками прошла следующая работа Валентина Ивановича — иллюстрации к роману Вальтера Скотта «Айвенго» (1936), хотя получились они яркими, образными и, наверное, до сих пор могут считаться лучшими иллюстрациями к этому произведению, сделанными в нашей стране, ведь «Айвенго» был одной из любимых детских книг Курдова. В годы войны Курдов оставался в блокадном Ленинграде, совершил две поездки - на Волховский фронт и в партизанский отряд, давшие ему материал для серии литографий "По дорогам войны" (1942-44). После войны ему не удалось достигнуть прежнего высокого уровня ни в многочисленных станковых сериях (литография, акварель), ни в иллюстрациях, чему виною было господство в искусстве жестких догматических норм. Все же в последние годы жизни он сумел добиться успеха в новом варианте иллюстраций к финскому эпосу "Калевала" и "Сказкам" Р. Киплинга. Член СХ.